Интервью с Гару из журнала "Пари Матч" (февраль 2002 года)

Предупреждаю: подлинник статьи грузится долго! :-)

-"Олимпия", "Зенит", теперь "Берси" и все это за один год. Это очень быстро.
-Я бы хотел собрать три больших французских зала.
-Вам осталось собрать Французский стадион.
-До такой степени я не дойду! Мне страшно подниматься настолько быстро. Спуск тоже может быть быстрым. Это подавляет. Сначала мне казалось, что мой спектакль создан для такого зала, как "Олимпия", поскольку я пою главным образом баллады. Но после репетиций я стал отдавать себе отчет в том, что спокойные песни становятся совершенно безумными на концерте.
-Вы чувствуете себя лучше в больших залах?
-"Зенит" - очень живой зал. Он похож на бар. Когда я поднимаюсь на
сцену, зрители находятся рядом со мной, как в начале моей карьеры.
Я чувствую себя как в знакомом месте. Залы, где зрители сидят,
подходят для "Нотр-Дам де Пари". Зал "Берси" мне еще незнаком. Я еще
никогда там не был. Только видел по телевизору концерт Сарду!
-Где же ваш англоязычный альбом?
-Пока это еще мечта. Интернациональные группы, которые работали над
"Seul", такие как Дэвид Фостер или Брайан Адамс, например, незнакомы с французским рынком. Они все время боятся, что я выйду на американский рынок.
-Вы готовы пойти на компромисс ради этого проекта?
-Я не продажная женщина, но со мной можно легко договориться (смех). Компромиссом было то, что я пел по-французски. Когда я пел в барах,
мой репертуар был англоязычным. Вначале у меня были трудности с
французским.
-Ваш голос, вы работаете над ним?
-Никаких американских сигарет! Только канадские (он протягивает пачку). Я никогда не работал над своим голосом, но и не родился с ним. Я пою определенным образом. Мое пение - это крик эмоций, поэтому мои голосовые связки стали крепче. Мне нравятся голоса Рея Чарльза и Джо Кокера.
-А сегодня?
-Я не обращаю на него внимания. Иногда выпиваю стакан виски перед
выходом на сцену чтобы разогреть его. Когда у меня слишком много концертов, выступлений по телевидению, в начале турне я уделяю ему больше внимания.
-Привлекает ли вас кино?
-Если меня пригласят в кино, то скорее по финансовым или рекламным соображениям, чем ради фильма.
-Есть ли у вас другие интересы?
-Мне нравится бизнес. В начале моей карьеры я заинтересовался им, потому что боялся, что меня станут эксплуатировать. Я выучил тонкости этого ремесла, в то время как большинство моих соратников не занимаются этим. Я неплохой продюсер-менеждер.
-В бизнесе вы жесткий человек?
-Жесткий в офисе, чтобы внушить уважение. Потом я делаю все, чтобы отношения были дружелюбными.
-Однако вы находитесь под давлением своих песен, потому что вы исполнитель.
-Нет, напротив я свободен. Если бы я был автором своих песен, я замкнулся бы в мире моих личных впечатлений. Мой мир, мое
мировоззрение стимулируют меня в меньшей степени. Те песни, которые я пою мне предлагают, а не навязывают.
-Большинство из них написаны вашим другом Люком Пламондоном. Бывает, что вы заказываете ему что-то?
-Мы с Пламондоном близкие друзья, мы можем спорить. Например, я попросил его написать "Цыгана". Он привозил мне ее несколько раз, а я все время был недоволен. Он ее подшлифовал и полученным результатом я очень горжусь. Я написал много песен, но они еще не готовы к тому, чтобы появиться на людях. Многие люди советуют мне петь их, чтобы приобрести более солидный статус, но я не хочу.
-Вас не беспокоит, что у вас нет этого более солидного статуса?
-Как певец я хочу навсегда остаться наивным и чувствительным. Я хочу остаться ребенком, даже если люди будут считать меня глупцом. Но это не потому что я нес пособен петь эти песни. И 1 800 000 альбомов не сделают меня умнее.
-Когда вам надоел персонаж Квазимодо?
-Никогда. Я в большей степени оценил его в Лондоне, где играл его всего три месяца. Потом я занялся своим альбомом. В Лондоне я сильнее первоплощался в него. Во Франции альбом вышел до спектакля и зрители видели Гару, а не Квазимодо. А в Лондоне все было по-другому.
-Что нервирует вас сегодня?
-Вмешательство в мою частную жизнь. У меня хотят украсть все, что у меня осталось, то, что доказывает, что я обычный человек. Семейная жизнь для меня очень важна... У меня никогда не было цели стать суперзвездой. Я горжусь карьерой Гару. Но я хочу остаться одним из смертных. Я не хочу, чтобы это разрушили.
-"Стар Академи", "Попстар", вы не находите, что телевидение сейчас продает все что угодно?
-Телевидение всегда может пытаться навязать своем мнение, но в конечном счете все решает публика. Я годы проработал на сцене, прежде чем я только подумал о том, чтобы появиться на телевидении. Жаль, но во Франции для многих новичков сцена кажется недостижимой.
-Правда ли, что вы избегаете тех поклонников, которые просят у вас автографы?
-Мне хочется видеть людей. После концерта я стараюсь выйти им навстречу, но я их не вижу! Я вижу только бумагу и ручки. Я едва успеваю подписать один автограф, как их уже восемь у меня под носом.
-Кто еще по-прежнему называет вас по имени, Пьером?
-Мало кто: моя мама, сестра и банкирша. Мой отец называет меня сыном.
-Вы расстались со своим юридическим лицом в пользу артиста?
-Для меня Пьер Гаран все еще существует. Он семейный человек и, в некоторой степени, менеджер Гару. Гару - это забавно, это не имя артиста, поскольку так меня прозвали еще до того, как я стал известным. Этот псевдоним пришел от одного артиста моей первой группы, называвшейся "Окна и двери". Мы называли себя по фамилиям и Гаран превратился в Гару. Это было время перемен: я стал плохо учиться, хотя до этого был первым в классе.
-Вы дошли до степени бакалавра?
-Нет. В моих неясных мечтах я хотел заниматься археологией. Тогда я считал, что археология это только раскрытие новых цивилизаций. В юности я не читал ни комиксов, ни романов, а толстые фолианты о Майя и Инках. Работа самоучки. Потом я немного занимался психологией и эзотеризмом.
-Если бы вы не стали певцом?
-Никаких идей. Ведь именно ради этого я оставил учебу. Я хотел работать в своем ритме. В Канаде можно вернуться в университет в 25-летенем возрасте. Я бы так и поступил, если бы ничего не произошло. Возможно, я вернулся бы к психологии. И как раз тогда, когда мне было 25 лет в баре ко мне подошел какой-то мужчина в темных очках: "Я хочу взять вас в свой новый мюзикл..." Это был Люк Пламондон.
-В труппе "Собора Парижской Богоматери" вы были настоящим новичком.
-Из всех четырех квебекцев я один был неизвестным певцом. Брюно Пеллетье в Канаде популярен так же, как Селин Дион. Когда я вернулся после шести месяцев выступлений, все спрашивали, что это за парень, о котором так много говорят во Франции. Я никогда не забуду, что во Франции все и началось.
-В начале вас принимали за милого квебекского приятеля?
-Да, немного. Сегодня наоборот. Французская публика великодушна. В Квебеке я этого никогда не найду.
-Вы получили три приза Music Awards. Как вы это объясните?
-Я этого не ожидал. За четыре года до "Собора Парижской Богоматери" я был неизвестен. И вот, четыре года спустя я получаю четыре приза, в то время как Пламондон выпускает "Синди". Это выше моих желаний.
-Вы стали почти французом?
-Мои корни, мое озеро у меня никто не отнимет, но моя карьера действительно происходит во Франции.